Медалью «За оборону Сталинграда» Нина Ивановна Бурт дорожит особо. Собственно, это ее единственная боевая награда за четыре тяжелейших года ― орден Отечественной войны «припоздал». А годы оказались такими, что о каждом можно написать роман. Да не любит радистка Нина Бурт всей этой шумихи вокруг жизни фронтовиков. Встречая свое девяностолетие, она признается: ни разу нигде не выступала, ни у кого ничего не просила, не хотела никаких «рукоплесканий». Интервью дает в первый раз ― очень хочется попасть в один «строй» с мужественными землячками, дожившими до великого Дня Победы. По натуре она человек больше замкнутый, чем разговорчивый – даром, что ли, в характеристике парторга 678-го батальона аэродромного обеспечения о ней было написано 14 мая 1945 года: «Идеологически выдержанна. Предана партии Ленина ― Сталина. Умеет хранить государственную и военную тайну. Огневая подготовка ― хорошая, знание материальной части орудий ― отличное». Почти секретчица!
Впрочем, почему почти? Их взвод радистов никогда нигде не «светился». Они держали связь с военными истребителями и шли за фронтом с отрывом всего в четыре ― шесть километров от линии огня.
22-летнию Нину Канову (в девичестве) призвали в армию с нашего стеклотарного завода. В Астраханской области она получила военную специальность радистки. Всю войну «вела» по рации летчиков - истребителей.
― Над целью, ― слышала день за днем в наушниках.
― Вас поняла, ― уверенным голосом, стараясь казаться спокойной, отвечала радистка. И потихоньку в следующую минуту молилась за своих ребят. Потому что знала, чем они заняты: после короткого доклада уничтожают вражеские объекты или самолеты.
Поединки были страшными.
Авиаполк воевал на Курском направлении под постоянными атаками многократно превосходящего его противника. Однажды из целой десятки наших самолетов, поднявшихся с военного аэродрома для выполнения задания, в расположение части через двое суток лесами добрался… один чудом спасшийся летчик. Эскадрилью смяли и расстреляли фашисты.
Три года жизни в землянках, палатках, на постое в уцелевших домах мирных жителей. Три года нервов, зажатых в кулак, короткого сна рядом с винтовкой, автоматами, гранатами в «мешках». Три года ночных вылетов, напряженного ожидания, похорон друзей.
Кажется, сердце ожесточилась до предела, не было в нем места сожалению и участию. Но вот она видит где-то под Ужгородом (наши уже перешли в наступление и освобождали Закарпатье) пленного худого немца, и что-то странное сдавливает грудь. Юный гитлеровец будто перехватывает ее оттаявший взгляд, начинает отчаянно просить: «Мутер, мутер». Мол, пощади. Она срывается, оборачивается к командиру: ведь совсем мальчишка этот фриц. Летчики набрасываются на Нину, едва не хватаясь за кобуру:
― Эти «мальчишки» наши семьи под корень уничтожали!
Пленного расстреливают, едва выведя из дверей штаба. Нина мучается: красноармеец она, комсорг, редактор боевого листка части? Или кисейная барышня? Война ведь вокруг… Будь она проклята, эта война!..
Они входят вместе с действующими частями в Польшу. В освобожденном Освенциме не выдерживают ― бегут посмотреть на лагерь смерти.
― За колючей проволокой там лежали горы, груды старенькой детской обуви и одежки, ― никнет отважная Нина Ивановна. ― Казалось, воздух еще насыщен запахом жуткой гари от печей, в которых после газовых камер сжигали беспомощную ребятню разных национальностей. Печи уже взорвали, но камеры смерти еще пялились на нас черными дикими глазницами. И везде ― ботиночки и туфельки маленьких узников…
До 9 Мая еще оставались долгие месяцы, и надо было дотерпеть, дожить. Все еще «сталкивались» в небе и на земле война и победа, все еще огрызался дерзкими вылазками отступающий враг.
Где-то на фронтовых дорогах Первого Украинского фронта командир решил устроить девчатам ― радисткам праздник и повез их с лесного аэродрома в город в баню. Нина с подругой задохнулись от счастья, намылившись мылом и наполнив теплой водой тазы. Да тут грохнуло где-то совсем рядом – в город прорвались немецкие бомбардировщики.
― Мы что-то набросили на мыльное тело и кинулись к первому проходящему грузовику ― возвращаться в часть. Грузовик вез ящики с бомбами. На этих «бомбах» мы как-то и добрались до своего расположения, ― вспоминает Нина Ивановна.
Как судьба уберегла их в таком взрывном «наборе» ― это осталось загадкой навсегда. Наверное, их жизни вымолила у Бога мама в Камышине. Она дождалась с фронта всех, кого на него отправляла,― двух дочерей, сына и зятя.
Победу молодоженка Нина Бурт встретила в Германии. Накануне она стала женой красавца – командира их взвода радистов, и жить им вместе разрешил специально изданный приказ комполка. Загсы на фронте не полагались, так что свой брак они зарегистрировали уже после Победы на пути домой в одном из украинских городов.
Ночь с восьмого на девятое мая была обычной. Они устроились на короткий отдых на матрасах с соломой. За стенкой у коммутатора дежурила их подруга. И вдруг юная радистка закричала так, что они схватились по привычке за оружие. Она прыгала, смеялась и плакала. И вдруг они разобрали, что она кричит ― «Победа!»
В Камышине Нина Ивановна Бурт всю жизнь проработала на скромной должности завхоза школы № 3, никогда не надевая своего парадного «мундира». Недавно похоронила мужа, успев испытать с ним вместе счастье нескольких встреч с боевыми друзьями, приезжавшими в наш город. Ведь они еще там, на фронте, поклялись встречаться во что бы то ни стало.
Нина Ивановна с супругом воспитали двух хороших детей, а сейчас бабушку «не дают в обиду» двое внуков – близнецов, оба работают на «Роторе».
― Вы уж, пожалуйста, очерки о нас, фронтовичках, нам перешлите, чтобы мы посмотрели друг на друга. Это будет трогательной встречей в день 65-летия. Ведь дальше комнаты теперь мы, радистки, зенитчицы, санинструкторы, выходим с трудом, ― просит моя собеседница. ― А так хочется хоть заочно побыть вместе.
Обещаем, Нина Ивановна. Это дело чести. И поклон вам за все.
