В эти дни отмечается очередная годовщина событий августа 1991 года. Девятнадцать лет назад произошло то, что и сегодня неоднозначно трактуется в обществе. Это подтверждает и опрос ВЦИОМ, результаты которого опубликованы 18 августа.
Уже на протяжении 16 лет наши сограждане оценивают августовские события 1991 года просто как эпизод борьбы за власть в высшем руководстве страны (53% в 1994 году, по 43% в 2001 и в 2010 году). Около четверти респондентов называют это трагическим событием, имевшим гибельные последствия для страны (27% в 1994 году, 25% в 2001 и 24% в 2010 г.).
К тому же, чем старше опрошенные, тем это мнение более распространено (12—19% среди молодежи против 32% пенсионеров). Лишь 8% считают этот эпизод победой демократической революции, покончившей с властью КПСС (7% в 1994 году). Стоит отметить, что с годами из памяти стираются эти исторические события: затрудняются дать им оценку на сегодняшний день четверть россиян (в 1994 году 13%, в 2001 — 22%).
Россияне разделились во мнениях и на вопрос о том, как бы на их жизни сказалась победа ГКЧП: 17% опрошенных полагают, что она бы изменилась в лучшую сторону, а 18% высказывают пессимистичные оценки (в 2001 году таковых было 20% и 17% соответственно).
Однако за 9 лет доля тех, кто думает, что ничего бы не изменилось, снизилась с 27% до 19%. К тому же выросло число затруднившихся с ответом (с 36% в 2001 году до 45% в 2010).
В группах более старшего возраста точка зрения о том, что жить бы стало лучше, более популярна (если среди молодежи до 34 лет так считают 7—8%, то среди опрошенных в возрасте от 55 лет таковых в четыре раза больше — 29%).
Удивительное дело: только 8 процентов наших соотечественников считают август-1991 победой демократической революции. Причем через три года (!) после самих событий так считали на процент меньше. Казалось бы, мы живем в стране, где демократия — конституционная основа государственного устройства, и на тебе — в демократически-революционный август-1991 верит абсолютное меньшинство! Так что же мы построили тогда на обломках СССР?
Такой пессимизм — не историческая оценка произошедшего, а сугубо личностное восприятие. Ну про какую демократическую революцию можно даже думать, если в новой России сгорели сберегательные вклады миллионов наших сограждан; если вместо жизненной определенности (пусть и по цепочке «учеба — работа — пенсия», когда можно было более менее уверенно выстраивать личные перспективы) многие получили не просто неопределенность даже на ближайшее будущее, но оказались у черты (или вообще за чертой) бедности или откровенной нищеты. Через 19 лет после «демократической революции» по официальным данным в России около 18 миллионов человек живут на доход ниже прожиточного минимума — понятно, что большинство из них ответит про «революцию»…
Для кого-то наверняка главным в августе-1991 было крушение идеологии, в которую свято верили; от этого можно и умом тронуться. Но именно оценка собственного места в жизни, ее обустройства и перспектив, что называется, здесь и сейчас, и определяет отношение большинства — 19 лет назад случилось все, что угодно, только не демократическая революция.
Повторюсь: это не историческая оценка. Свою оценку событиям прошлого большинство дает, исходя из восприятия дня сегодняшнего. Но вот парадокс: при этом и у президента РФ Дмитрия Медведева, и у премьера Владимира Путина — стабильно высокие рейтинги. А на выборах последних лет победу празднует одна партия (знаете — какая), и тоже не с минимальным перевесом…
Если смотреть на события августа-1991 именно с исторической точки зрения, то пора отказаться от мифа про «августовскую демократическую революцию». 19-22 августа 1991 года случился путч ГКЧП — не более того.
Главный вопрос любой революции — о власти. Но Борис Ельцин был всенародно избран президентом в декларировавшей независимость России еще «до того как». В итоге августа-91 он получил оперативный простор для установления всей полноты власти, совершенно логично воспользовавшись провалом путча ГКЧП на правах победителя.
Самая большая загадка тогдашней ситуации — действия гэкачепистов. Путч вышел у них какой-то несерьезный (не зря 19 августа с утра по телевизору крутили «Лебединое озеро»). Ведь путч имел лишь три вполне конкретных действия: изоляция Горбачева в Форосе; ввод танков в Москву и что-то похожее на осаду Белого дома; пресс-конференция ГКЧП.
Правда, еще был якобы приостановлен выпуск некоторых «оппозиционных» СМИ в Москве и Московской области. Хотя то же «Эхо Москвы» при этом вещало о событиях в режиме реального времени совершенно свободно, а «запрещенные» газетчики тут же наладили выпуск объединенной газеты, которая печаталась в регионах, в том числе и в Волгограде.
Я тогда был главредом газеты «Миг». 19 августа, как только услышал по ТВ о запрете некоторых газет, тут же спустился с нашего 13-го этажа Дома печати к директору издательства «Волгоградская правда» Николаю Дмитриевичу Джуринскому. Спрашиваю: «Печатать нас будете?» («Миг» был откровенно проельцинской газетой все ж таки). «А никаких указивок мне не поступало. Будет письменный приказ — будем думать. А так работайте, как работали», — ответил он.
«Миг» выходил тогда по средам и пятницам. Поэтому мы решили и в понедельник, 19 августа, и на следующий день выпускать листовки. Договорились с ребятами из типографии — там был ксерокс формата А2, печатали заметки на машинке, клеили на лист (вроде стенгазеты получалось), а потом все это множили и раздавали на Аллее Героев, где шли перманентные митинги против ГКЧП.
При этом главным нашим ньюсмейкером был Валерий Антонович Махарадзе, тогдашний председатель областного совета. Как раз в эти дни он был в Москве — как потом выяснилось, Б. Ельцин назначил его начальником своего Контрольного управления.
Надо сказать, что с Валерием Антоновичем (я лично знал его еще когда он был директором Камышинского стеклотарного завода) у нас, миговцев, были прекрасные отношения, он никогда не отказывал нам в интервью, комментариях и т. п. У меня даже был номер его московского телефона в Белом доме. Набираю утром 19 августа этот номер по межгороду и с первого захода (чего до этого частенько не удавалось даже с Волжским) соединяюсь с Махарадзе. Именно он мне диктовал знаменитые ельцинские указы, которые Б. Н. зачитал, стоя на танке у Белого дома. И все три дня Махарадзе был с нами на телефонной связи — с утра до глубокой ночи…
Путчисты почему-то забыли заповедь революционеров-большевиков: в первую голову брать телефон, телеграф, ну и далее по списку. ГКЧП вообще никак не распространял свой путч на города и веси, все его действия не выходили за рамки Садового кольца.
Зачем вообще они затеяли свой путч? Как не раз говорили сами создатели ГКЧП, их действия имели целью восстановление законности в СССР и прекращение распада государства.
Другими словами — хотели как лучше. В это, конечно, можно верить. Но путч, какими бы светлыми идеями не объяснялся, есть государственный переворот. То есть — захват власти. И что бы мне не говорили, убежден: гэкачеписты видели себя в этой власти далеко не на второстепенных ролях. Члены ГКЧП были не последними людьми в тогдашней партийно-политической номенклатуре. И все шло к тому, что свои властные места они потеряют. И этот срок мог наступить именно в те августовские дни: как раз на двадцатые числа Горбачев наметил подписание нового Союзного договора (по сути, речь шла об образовании СНГ, который и возник в усеченном виде и совсем на других условиях в декабре 1991-го в Беловежской пуще).
Так что путч был для гэкачепистов последней возможностью, хоть и весьма призрачной, удержаться во власти. Кстати, по данным того самого социологического исследования, с которого и начались эти заметки, наши сограждане оценивают августовские события 1991 года просто как эпизод борьбы за власть в высшем руководстве страны (53% в 1994 году, по 43% в 2001 и в 2010 году).
Но, даже согласившись, что члены ГКЧП ратовали за восстановление законности в СССР и прекращение распада государства, трудно понять — почему то, что произошло, случилось именно так, а не по-другому.
ГКЧП, по признанию ее создателей, стал оформляться еще в конце 1990 года. Значит, время было, чтобы выработать план. Но вот каким он был на самом деле — загадка, которую вряд ли мы узнаем в обозримом будущем.
По логике вещей, их главной целью было уговорить Горбачева оставить свои посты генсека КПСС и президента СССР под определенные гарантии. Горбачев, возможно, ни говоря ни нет, ни да, тянул время, надеясь переиграть своих соратников, подписав в августе новый Союзный договор. И перед этим часом «Ч» гэкачеписты и изолировали его в Форосе, продолжая настаивать на отставке. Может быть, Михаил Сергеевич, наступив на горло собственной нерешительности, решил идти до конца, а может, — весь ход событий отдал на откуп членам ГКЧП: мол, делайте, что хотите, только без меня.
Но в этой схеме инородным телом смотрятся танки, введенные в Москву. Этому может быть только одно объяснение: таким образом ГКЧП демонстрировал Ельцину свою решительность. Наверняка, задолго до августа 1991 года будущие путчисты вели переговоры и с Борисом Николаевичем. И, наверное, он тоже водил гэкачепистов за нос до последнего. В пользу этого предположения говорит хотя бы то, что ГКЧП не изолировал Б. Н. 19 августа (хотя наружное наблюдение за ним велось) и позволил ему свободно обосноваться в Белом доме и руководить оттуда противодействием путчистам.
Не мог обойтись комитет чрезвычайщиков и без обработки партийных лидеров республик. Но и здесь у ГКЧП было мало шансов на поддержку политической элиты. Еще в 1990 году элита в национальных республиках взяла курс на самоопределение. Причем этот процесс затронул не только Прибалтику, но даже РСФСР: Татарстан 30 августа 1990 года принял декларацию о суверенитете, в которой не было указано членство республики ни в составе РСФСР, ни в составе СССР и было объявлено, что, как суверенное государство и субъект международного права, он заключает договоры и союзы с Россией и другими государствами.
Наконец, надо было склонить на свою сторону партийных боссов краев и крупных областей. Правда, здесь-то наверняка надо было действовать осторожно — за каждым местным партлидером стояли определенные силы в ЦК. И как показали события августа-1991, только считанные единицы глав обкомов декларативно поддержали действия ГКЧП.
Таким образом, вывод напрашивается сам собой: у ГКЧП не было поддержки политической элиты страны (о поддержке населения вообще говорить не приходится). Но они пошли до конца. И именно это была лебединая песня СССР.
Не Борис Ельцин главный виновник в развале Союза ССР. И не Михаил Горбачев. Они внесли свой «вклад». Но как дерево держится на корневой системе, так и развал советской империи подпитывали глубокие корни противоречий — и внешних, и внутренних, и личностных. Советский Союз развалился не в одночасье, и не потому вовсе, что случились Беловежские соглашения.
Полагаю, что одна из главных причин распада СССР в том, что в Советском Союзе КПСС так и не смогла (или не захотела) создать дееспособное гражданское общество со всеми его не декларативными, а действенными институтами. Ведь не идеологические ярлыки определяют суть государства (вспомните, разве не удивлялись мы когда-то в СССР, что в капиталистической Швеции, оказывается, создан вполне приличный «социализм»).
Демократия - это не власть народа. Демократия определяется исключительно степенью контроля гражданского общества над государством. Других критериев просто нет. Пока в Росси не будет такого гражданского общества, мы будем каждый раз на разных исторических этапах наступать на одни и те же грабли. Именно это и есть главный невыученный урок и августа-1991, и распада СССР.
Но ведь уроки надо учить, правда?
